Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.
— Куда ? — спросила одна медсестра другую. — Может , не в отдельную, может , в общую?
Я заволновалась.
— Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?
Сёстры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала , что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.
— Врач сказала, в отдельную. — повторила медсестра .
Я успокоилась. а когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти , что я уже никому ничего не должна и вся ответственность моя сошла на нет. Я ощущала странную отстраненность от окружающего мира , и мне было абсолютно все равно, что в нём происходит. Меня никто и ничто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой , со своей жизнью. Только Я и Я. Ушли проблемы , ушла суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью , с тем неизведанным ,что ждёт там , за небытием...
И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь!
Оказывается это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч , ползущий по стене над кроватью , золотистые листья дерева, машущего мне в окно , глубинно-синее осеннее небо , шумы просыпающего города — сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев... Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла...
— Ну и пусть, — сказала я себе. — Но ведь поняла же. И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить всем сердцем.
Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь Он был ко мне уже ближе всех.
— Господи! — радовалась я. — Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность понять как прекрасна Жизнь, и полюбить её. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!
Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения , свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось , Любовь стала плотной и, в то же время мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила всё пространство вокруг, и даже воздух стал тяжёлым и не сразу поступал в лёгкие, а втекал медленной , пульсирующей струёй. Мне казалось, что всё , что я видела , заполнялось этим золотым светом и энергией . Я Любила! И это было подобно слиянию мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-ой степени» , а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызвать близких на похороны, и ко мне потянулась вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: о чём говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает ... Мне было смешно смотреть на их растерянные лица . Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех ? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними Любовью к Жизни — ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все , слава Богу, хохотали и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать , я начала гулять по палате, сидеть у окна . За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику , что мне нельзя вставать.
Я искренне удивилась.
— Это что-то изменит?
— Нет, — теперь растерялась врач. — Но Вы не можете ходить.
— Почему?
— У Вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а Вы вставать начали.
Прошёл отведённый мне максимум — четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. а врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розового цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.
Врача было жалко . А Любовь требовала радости окружающих.
— Доктор , а какими вы хотели бы видеть эти анализы?
— Ну , хотя бы такими.
Она быстро написала на листочке какие-то буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. врач посмотрела на меня, что-то пробормотала и ушла.
В 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:
— Как вы это делаете!?
— ЧТО я делаю ???
— Анализы! Они такие , как я вам написала!
— Ааа... Откуда я знаю? Да и какая , на фиг, разница...
Лафа кончилась . Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и ходить перестали.
В палате находились ещё пять женщин. Они лежали , уткнувшись в стену, и мрачно, молча и активно умирали... Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол , нарезала и громко сообщила:
— Арбуз снимает тошноту после химиотерапии .
По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные.
— И правда снимает?
— Угу, — со знанием дела подтвердила я , подумав: «А хрен его знает».
Арбуз сочно захрустел.
— И правда, прошло, — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.
— И у меня. И у меня, — радостно подтвердили остальные.
— Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ. — А вот случай у меня один раз был... А анекдот про это знаешь ?
В два часа ночи к нам в палату заглянула медсестра и возмутилась:
— Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать не даёте!
Через три дня врач нерешительно попросила меня:
— А Вы не могли бы перейти в другую палату ?
— Зачем?
— В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых...
— Нет!!! — закричали мои соседки. — Не отпустим!
Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи — просто посидеть, поболтать, посмеяться... И я понимала почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.
Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком . Торчащие в разные стороны концы платочка делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось , что она не умеет улыбаться . А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает , мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели , а потом перешли к танцам.
Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:
— Я тридцать лет здесь работаю ... но такое вижу в первый раз.
Развернулся и ушёл. Мы долго смеялись , вспоминая выражение его лица. Было хорошо.
Я читала книжки , писала стихи , смотрела в окно , общалась с соседками , гуляла по коридору и так ЛЮБИЛА всё , что видела : книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном , старое дерево. Мне кололи витамины (надо же было что-то колоть).
Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась проходя мимо , и через три недели тихо сказала:
— Гемоглобин у Вас на 20 единиц больше нормы здорового человека... Не надо его больше повышать.
Казалось она за что-то сердится на меня. По идее получалось что она дура и ошиблась с диагнозом... но быть этого никак не могло, и это она тоже знала.
А однажды она мне пожаловалась:
— Я не могу Вам подтвердить диагноз. Ведь Вы выздоравливаете, хотя Вас никто не лечит. А этого не может быть...
— А какой у меня диагноз?
— Я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла.
Когда меня выписали врач призналась:
— Так жалко ,что Вы уходите , у нас ещё много тяжёлых...
Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%...
Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху и потому изменился масштаб происходящего. а смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить — и тогда твои возможности станут безграничными, и все желания сбудутся , если ты , конечно, будешь эти желания формировать с Любовью и никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так всё просто и так всё сложно...
Ведь это правда, что Бог есть Любовь!

История из жизни (автор неизвестен).